ДОБРЫНИН Алексей Федорович

ДОБРЫНИН Алексей Федорович (1922−1999) — председатель колхоза «Колос» Тутаевского района (1960−1977), Герой Социалистического Труда (1966).

1 фото

Смотреть фотогалерею 1 фото

Родился в д. Жарки Тутаевского района в крестьянской семье. Трудовую деятельность начал в 1935 г. в колхозе «Факел». Участник Великой Отечественной войны 1941−1945 гг. В послевоенный период Добрынин — на советской и хозяйственной работе в Тутаевском районе. В 1960—1977 гг. — председатель колхоза «Колос». Под руководством Добрынина колхоз превратился в передовое хозяйство с устойчиво высокими для Ярославщины урожаями зерновых культур, льна и семенных трав, продуктивным животноводством. В 1966 году Алексею Фёдоровичу Добрынину было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Добрынин был делегатом III Всесоюзного съезда колхозников (1969), избирался в состав областного Совета депутатов трудящихся.

Награды: орден Ленина (1966), ордена Красной Звезды, Славы III степени, медали, в том числе две «За отвагу», малая серебряная медаль ВДНХ.

ПУБЛИКАЦИИ

В. Мельников МЕСТО В СТРОЮ

Сиротливо глядит на дорогу потускневшими окнами пустая изба. Без малого полвека служила она колхозному штабу, и если бы стены ее могли говорить, немало поведали бы они о становле­нии хозяйства, столь видного ныне в нашем крае.

Своего кабинета в старой конторе у Добрынина не было. Ком­натенку со скрипучими полами столы заграждали так, что про­тиснуться в нее удавалось разве что боком. Входили сюда люди, спрашивали: «А кто здесь председатель?» Рабочий стол Добры­нина выглядел там не во главе, а как бы в ряду других столов, за которыми трудились специалисты.

В новой нарядной каменной конторе, у Добрынина и у спе­циалистов свои, отдельные кабинеты. Здесь все «с иголочки»: зеркалами сверкают полированные крышки рабочих столов, пламе­неют на окнах гардины, под потолками — люстры с янтарными рожками. А председателю не сидится одному. С утра созвал спе­циалистов, усадил против себя. Сам отвечает на телефонные звонки, распоряжения пишет, а краем уха прислушивается к ро­кочущему баритону Фалетрова — колхозного агронома, к не­спешной окающей речи механика Мельникова.

—  К чему бумагу даром изводить? Заказывать надо то, что наверняка получим…

—  Не слушай ты его. Пиши, — гудит Фалетров в самое ухо экономисту Коротаеву, молодому парню в нейлоновой сорочке с распахнутым воротом.

Добрынин искоса поглядывает на специалистов. На щеке от улыбки — неглубокая ямочка. Вот ведь не всегда ладят на словах механик с агрономом, зато действуют в теснейшем кон­такте. Их стараниями все меньше белых пятен в комплексной ме­ханизации полеводческого цеха. Правда, и для животноводческой отрасли службой главного механика тоже кое-что сделано. Все же основная его забота — тракторы, полевые машины. Парк их не мал и растет с каждым годом. Хлопот много.

В конце зимы наступает такой важнейший момент, когда все колхозные специалисты едва ли не на целую неделю переселяют­ся в председательский кабинет. С утра до вечера в эти дни идет утряска очередной материально-технической заявки. Обсуждает­ся, взвешивается по-хозяйски каждый болт, каждая гайка. Мно­го всего выписывает колхоз. Если заглянуть в заявочные листы и прочесть адреса, то окажется, что на тутаевский «Колос» работа­ют сотни заводов в стране и за рубежом, исполняя его заказы.

Большинство поставок осуществляется исправно. Но бывает и так, что одно и то же приходится выписывать снова и снова. Так было с автобусом. Едва ли найдется другая машина, о которой столько бы хлопотали. Добрынин употребил все свое влияние, даже нас, газетчиков, не раз подбивал на печатные «залпы» по снабженцам. И все же своего добился. Я узнал об этом случай­но — шел как-то вечером мимо Волковского театра, и вдруг к ярко освещенному подъезду лихо подкатывает бело-голубой авто­бус, с хорошо знакомым трафаретом на дверце кабины, которым помечены все колхозные машины: круг, и в нем буквы, как зерна увесистого злака, образующие слово: «Колос». Это автобус с эм­блемой, напоминающей хлебный колос, часто можно видеть те­перь в городе — возле цирка, у музеев. Привозит он своих хозя­ев и на стадионы — в колхозе немало спортсменов, участников сборных областных команд по различным видам спорта. Разви­тию физкультуры в колхозе уделяется большое внимание. «Колос» одним из первых ввел штатную должность инструктора по спортивно-массовой работе. Одна из ударных колхозных строек— сооружаемый неподалеку от Дома культуры стадион с плаватель­ным бассейном.

Дом культуры, автобус, стадион — для Добрынина это все объекты «со значением». За ними стоят люди, с их запросами и интересами, постоянно растущими, которые нужно удовлетворять все полнее. Характерно, что ведь и познакомился-то я с Добры­ниным не где-нибудь в поле или на ферме. Первая наша встреча произошла в Ярославле, в старинном особняке на Волжской набе­режной, где помещается культпросветучилище. Со всех стен на посетителя тут смотрят строгие лица композиторов всех времен и народов. Аудитория и коридоры полны суеты и музыкального гомона. Шли как раз приемные экзамены, абитуриенты «выкла­дывались» каждый в меру своих сил и способностей. Добрынин заехал в училище проведать и морально поддержать будущих колхозных специалистов…

… Накануне из района позвонили — в колхоз направляется вы­пускник Шуйского техникума механизации и электрификации животноводства. Еще ранним утром послал Добрынин за ним в райцентр свою машину… И вот открывается дверь, порог каби­нета переступает парень в короткополом пальто и цветастом джемпере. На руке перстень блещет синим камнем.

Взгляды собравшихся у председателя, скрестившись, вырази­ли примерно одно: «Так это и есть позарез нужный нам специа­лист? Да его на фермы водить придется не иначе, как под конво­ем…» Добрынин тоже, признаться, предпочел бы увидеть перед собой в данном случае что-нибудь не столь экстравагантное, но вида не подал. Усадив прибывшего к своему столу, стал расспра­шивать, откуда родом, чему учился, занимается ли спортом…

Очень порадовался, услышав, что обладатель ослепительного перстня имеет разряд по лыжам. Алексей Федорович так поду­мал: «Лыжня не универмаг. Чтобы преуспеть на ней, качества требуются вполне определенные, сила воли, например». Во вся­ком случае решил не выпускать «молодца» из виду. Добрынин наказал подыскать ему квартиру поблизости. «В конце концов, мы ведь тоже не родились готовыми председателями да агроно­мами».

Тутаевцы нередко именуют «Колос» районной академией кад­ров. И это не преувеличение. Вряд ли найдется в районе еще такое хозяйство, которое дало бы району столько способнейших организаторов. Самые видные среди них — нынешние председатели Соломонов («Приволжье») и Коршунов («Активист»). Оба — коренные колосяне. Тут и первую, «бригадирскую» ступень проходили — в одно время с Добрыниным. Все трое выдвинуты тог­дашним председателем Константином Павловичем Жарковым. Вот у кого верный был глаз на людей! Добрынин как-то расска­зывал:

— Придет, бывало, в бригаду. Встанет в сторонке и наблю­дает, как ты управляешься. Все высмотрит, ни малейшего твоего промаха не упустит. Но — ни единого слова при людях. После, у тебя дома дождется, и когда ты явишься с поля, как солдат с уче­ний, весь в пыли, тут он тебе и учинит полный «разбор операции». В краску не единожды вгонит, но опять же, достоинства твоего не оскорбит и веры твоей в себя ничем не поколеблет.

Вот и Добрынин теперь, сменив Жаркова, слово бросить не спешит. У каждого голова на плечах, каждый и сам в силах по­ступать как надо.

Однажды колхоз приобрел зерносушильный агрегат системы «Петкусгигант». В каком помещении его лучше смонтировать — никто толком не знал. А тут Добрынину случилось побывать на семинаре в хозяйстве, где этот самый «Петкус» уже работал. Знакомясь с действующей установкой, все срисовывали схему ее размещения. Один Добрынин не вынимал блокнота. Сосед сказал ему:

— Напрасно жалеешь бумагу. Без чертежа строители тебя не поймут.

Вернувшись с семинара, Добрынин собрал монтажников, усадил их вместе с механиком в машину, дал адрес. Побывав на месте, люди сами сделали чертежи, какие им понадобились. При­чем, подметили и ряд существенных промашек, допущенных хо­зяевами, которых сами потом постарались избежать. А сосед, не решившись доверить дело подчиненным, чуть ли не год агрегат «пускал».

Как-то ранней весной Добрынин повез одного журналиста смотреть сев. Только выехали за деревню — в глаза бездейству­ющая сеялка, стоящая у самой дороги.

— Ты чего загораешь, Лучинин?

— Поломочка вышла, — виновато улыбнулся тракторист. — Сеяльщика послал в бригаду, сейчас отладим.

Гость не слышал, что еще вполголоса говорил тракторист До­брынину, но про себя отметил, помогать председатель не остался. Позже, уже в машине, Добрынин пояснил:

— Сомневается тракторист. Пять кругов проехал, а высеял будто мало. Боится промазать, за агрономом послал. Фалетров высев устанавливал, пусть проверит. Про поломку он просто так…

После журналист писал: «Сомнение колхозника Лучинина — это явление. Разноса ему бояться было нечего: устанавливал-то высев агроном. Но брачок, если он есть, непременно аукнется, только позже, осенью, когда по бригадам разделят доплату. Разни­ца, по прошлому „колосянин“ зна­ет, будет весьма ощутимой, и по­страдает не так Фалетров, как он, Лучинин». Свои наблюдения журна­лист подытожил так: «Колхозник, который сам ищет агронома, — он себя в поле сознает хозяином».

Подмечено очень верно. Такая вот хозяйская заинтересованность в любом деле вообще характерна для любого «колосянина». Но вот во­прос— как же оно формируется, откуда берется чувство хозяина зем­ли и всего на ней сущего? И тут мне бы хотелось подчеркнуть в вышепри­веденном эпизоде именно то, что До­брынин, встретив неработающий посевной агрегат, не стал вмеши­ваться. А ведь другой на его месте и расшумелся бы. Особенно в присут­ствии заезжего газетчика, все беру­щего на карандаш. Это ли не случай — проявить и требователь­ность, и взыскательность? Устроить разнос трактористу и агро­ному и в какие-нибудь полчаса расшить «узкое» место, добиться того, чтобы посевной агрегат работал, а не стоял. И все это могло бы показаться вполне оправданным, недаром же говорит­ся — весенний день год кормит.

Добрынин все это отмел. Для него в подобной ситуации важ­нее другое. Чтобы колхозник, кто бы он ни был, сознавал себя хозяином на земле — этого самого хозяина прежде всего нужно уважать в нем всюду и везде. Не сковывать чувство хозяйской озабоченности ни в большом, ни в малом, а, наоборот, всячески его пробуждать, развивать, поддерживать — этому в «Колосе» способствует многое. Хозрасчет, продуманная оплата труда, со­четание стимулов материальных и моральных. Но немало тут за­висит и от такта самого председателя и тех, кто ведет отдельные отрасли и участки производства. Вмешайся Добрынин в решение тракториста, надумавшего проверить правильность установки высева, подхлестни он его необдуманно, и все это — хозрасчет, система оплаты, все осталось бы на бумаге. Какой я хозяин, подумал бы тракторист, если за меня все решил председатель!

Есть у меня другой знакомый председатель — этакий антипод Добрынина. Руководитель тоже знающий, деловой. Но когда к нему, бывало, ни приедешь, у него одна и та же жалоба: связан-де по рукам и ногам «демократией». Задумаешь какое-нибудь но­вовведение, тут бы действовать, а нет, собирай правление, убеж­дай, доказывай. Пока дебатируешь, момент, глядишь, упущен. Я слушал его выступления на собрании, обсуждавшем проект примерного Устава. Горячее всего мой знакомый ратовал за то, чтобы новый Устав был дополнен более строгими мерами адми­нистративного воздействия на колхозников.

Слушая его, я подумал о Добрынине, вспомнил — он как-то признался, что к предусмотренным в старом Уставе дисципли­нарным санкциям правление «Колоса» если и прибегало, то очень редко и в самых крайних случаях.

Мне случалось листать протоколы заседаний правления «Ко­лоса». Упоминания о штрафах и вычетах в них встречаются крайне редко. Много чаще представлены списки подавших заяв­ления с просьбой в чем-нибудь помочь. Один задумал крышу ши­фером покрыть, другой перебирается в перспективный пункт, и по этой причине ему требуются бревна и цемент. И почти против каждого заявления можно прочесть: «Просьбу удовлетворить…»

Чаще всего с такими предложениями Добрынин сам и выс­тупает. Руководствуется он не одною добротой, которая ему во­обще-то свойственна, а в первую очередь интересами обществен­ного хозяйства. Он никогда не забывает, как строился сам в по­слевоенные годы. Купил на дальнем хуторе готовую избу, и то­лько для того, чтобы перевезти ее и собрать на новом месте, вы­нужден был спрашивать отпуск на месяц с гаком. Так не лучше ли навалиться силами строительной бригады, чтобы члены колхозной семьи не покидали трудового строя ни в поле, ни на ферме?

Совсем иначе подходит к таким делам тот, другой знакомый мне председатель. Я приметил: колхозники в том хозяйстве, пре­жде чем обратиться к нему, стараются уловить для этого «момент», ибо знают: многое будет зависеть от председательского на­строения. Захочет помочь — сделает тут же. Не захочет — и есть, да не даст. А станешь настаивать — нагрубит.

— Обидеть человека ничего не стоит, — говорит Добрынин. — Но попробуй потом заглушить в нем чувство унижения. Попро­буй разжечь в нем огонек творческой заинтересованности в общем деле. Вот так, сами того не замечая, мы подчас бьем людей по рукам, плодим равнодушие и нерадивость.

Случается и Добрынину отвечать отказом на иные просьбы: как ни богат «Колос», но и его возможности не беспредельны. Но как он это делает! С такой же болью в сердце, словно отказывает самому себе в чем-то жизненно необходимом. И люди это видят, они же не слепые, и доводы председателя, высказан­ные терпеливо и внятно, и самый его отказ воспринимаются ими как объективная неизбежность, а не как личная обида. Ценят колхозники в Добрынине еще и то, что он умеет разговаривать одинаково ровно, кто бы к нему ни обратился — рядовой ли колхозник, представитель ли из района. А ведь это драгоценней­ший дар — воспринимать чужую заботу как свою и уметь для каждого души своей отмерить толику.

Я знаю людей, не приемлющих добрынинскую чуткую дели­катность в общении с людьми, кто бы они ни были. Алексей Федорович в разговоре всегда спокоен и ровен. Со стороны, мо­жет, даже чуточку флегматичным выглядит. Но мало кто знает, что за этим внешним спокойствием и сдержанностью кроется по­стоянная работа над собой. Мало кто знает и о том, как нелегко «вписывался» Добрынин поначалу в свою должность. Как прихо­дил домой, запирался на веранде (там и сейчас стоит на всякий случай кровать) и до утра высиживал в клубах табачного дыма. Так он «разряжается», отходит иной раз и теперь.

Есть у Добрынина еще одна ценнейшая черта — неуклонное, я бы сказал, скрупулезное следование принципам и нормам внутриколхозной демократии. С каким тактом ведет он заседания правления! Я не слышал, чтобы он начал говорить, не попросив у членов правления слова. Не припомню случая, когда бы он по­высил голос, пытался бы «давить» на кого-нибудь силою своего авторитета. Только сообща, только коллективно. Тут он не идет ни на какие компромиссы. Случается, и ему иной раз советуют: «Зачем усложнять свою задачу? Решил бы вопрос сам, своею властью распорядился бы, чем тратить время на сборы правле­ния». «Нет. Правление — руководящий орган, — непременно воз­разит Алексей Федорович. — Только так. Все мнения надо взве­сить и решить сообща. Так всегда вернее». Неукоснительное соб­людение демократических начал вовсе не мешает Добрынину, а, наоборот, лишь придает значение и вес любому начинанию.

Я все думал: можно ли руководить большим и сложным хозяйством вот так — вроде бы уступками да уговорами. Неужто Добрынин не воюет, нигде не проявит требовательности, упорства, силы воли? Конечно же, я ошибался: есть у председателя и воля, и умение побороться. Но и здесь эти качества у него проявляются прежде всего там, где надо защитить работника от ненужных обвинений. На себе испытали председательскую поддержку и агроном Фалетров, и механик колхоза Мельников, и экономист Коротаев, и многие другие.

Не допуская посягательств на права специалистов, стараясь не вмешиваться в их деятельность, предоставляя им полную са­мостоятельность, Добрынин в то же время зорко следит за тем, чтобы существующая в хозяйстве система контроля и отчетности всех и каждого не давала перебоев. А в системе этой все большее место занимают формы общественные. Например, бригадные со­брания и Советы бригад, издавна действующие тут отнюдь не на бумаге. По заведенному порядку на них присутствуют по очереди все члены правления. Для этого даже график специальный заве­ден. И именно там, на бригадных собраниях, где высказаться есть возможность каждому члену коллектива, предложения и на­метки специалистов обрастают наибольшим числом поправок и дополнений. Немалую роль играют и взаимопроверки, или, как их тут называют, «смотрины» полей и ферм, вошедшие в обычай и ставшие школой хозяйствования для всех.

Вот это-то все и питает, и создает ту особую, «колосовскую» атмосферу коллективного деяния, которая, в свою очередь, фор­мирует и воспитывает колхозников настоящими хозяевами.

… В кабинет вошел пожилой мужчина с суховатым жестким лицом. За ним, потупив взор, следовала девушка с огнистыми во­лосами. Девушку звать Капа, счетовод и шахматистка отменная. Недавно вернулась с республиканских соревнований, где заняла призовое место. Весь колхоз гордится своей посланницей. Только главбух, оказывается, недоволен: пришел с жалобой на подчи­ненную. И так целый месяц пустовал ее рабочий стол, а теперь вот, согласно графика, на курсы надо посылать.

Добрынин слушал, устремив на главбуха задумчиво-присталь­ный взгляд светлых своих глаз. Потом сказал:

— Помнится, мы с тобой толковали как-то насчет того, чтобы с районной вычислительной станцией связаться. Никого туда не посылал? На кого же тогда, извини, жалуешься?..

Тут же повернулся к механику:

— Кстати разговор. Электронносчетные машины подходящих марок не забудьте заказать.

Есть в селе Михайловском областная школа повышения ква­лификации руководящих сельских кадров. Так вот, когда бы вы туда ни наведались, какой бы поток курсантов ни взяли, едва ли сыщется такой, что обошелся без двух-трех посланцев «Коло­са». Через эту «деловую школу» в Михайловском прошли все спе­циалисты, все бригадиры. Иные не по одному разу — наука-то развивается. И про самого себя Добрынин тоже не забыл — од­ним из первых окончил он эти курсы, после чего подался на заоч­ное отделение Пошехонского техникума. Скоро он его окончит. Подав личный пример, Алексей Федорович не успокоился. Гра­фик учебы, переподготовки колхозных руководящих кадров дер­жит он у себя все время перед глазами, на самом видном месте. Настойчивость в его соблюдении проявляет совершенно непреодо­лимую.

Нелегко, конечно, оторвать иного на два-три месяца от семьи, от колхозных забот! Как-то два бригадира уехали, не на шутку разобиженные, будто их в наказание на учебу отправили. Зато вернулись, оба пришли благодарить, точно вновь-де народились, на все иными глазами смотреть стали…

Только как же это вышло, что в учебном графике не оказа­лось строки для колхозного главбуха? Дело свое Василий Ивано­вич знает и ведет с дотошностью. Но и жизнь не стоит на месте.

Добрынин останавливает в дверях главного бухгалтера:

— Постой-ка, Василий Иванович. А не подучиться ли и тебе? Да, надо. На очередном правлении решим. Готовься в дорогу.

Что Добрынин умеет «вцепиться» в человека, скоро узнал на себе и парень с перстнем на пальце. Несколько дней возил пред­седатель его по фермам, чтобы тот сам увидел, где и что недоде­лано по механизации и чтобы услышал, что говорят об этом до­ярки.

Вскоре старший механик Мельников докладывал правлению, как наблюдал Николая Румянцева в деле, на одной из дальних ферм. Вместе с дежурным слесарем он прилаживал какую-то ра­ционализацию на транспортере. Не обращая ни малейшего вни­мания на косые взгляды и усмешки многочисленных зрителей, парень надел спецовку, подстелил чистый брезент. После этого он так ловко действовал инструментом, что и видавший виды стар­ший механик завистливо залюбовался…

Все же вскоре пришлось расстаться. Подошел срок идти Ни­колаю на военную службу. Провожали парня как своего и как тут давно заведено: с музыкой, с напутственными речами, с па­мятными подарками. Перед тем, как сесть в машину, Николай, скрывая волнение, подошел к председателю и сказал, что после службы вернется в «Колос», чтобы доделать все, за что принял­ся. Добрынин обнял парня, как сына, и сказал:

— Ну что ж, Коля, мы тебя подождем.

Не будет преувеличением, если я скажу, что в Тутаевском рай­оне все дороги ныне ведут в «Колос». Зачинатель многих добрых дел, колхоз часто принимает из разных мест делегации желающих поучиться толковому ведению хозяйства. О его мастерах емледелия и животноводства мне в числе других журналистов не раз доводилось рассказывать на страницах газеты.

И это вовсе не случайно, что именно «Колос» первым на Ярославщине перешагнул за 30-центнеровые намолоты зерна — показатель для наших суглинков, можно сказать, неслыханный. Подобрав ключи к плодородию северных «скупых» земель, колосяне поставили себе за цель получать к концу девятой пяти­летки по 40—42 центнера зерна с гектара. И это не мечта. Это будет достигнуто. Порукой тому выработанная на этих полях особая колосовская технология завидных урожаев…

Но здесь хорошо помнят и о том, с чего начинали. В колхоз­ной конторе хранится солидная по объему рукописная книга «Путь колхоза». Вот как автор ее, один из организаторов артели, Иван Дмитриевич Смирнов, описывает первую колхозную бороз­ду: «На редкость солнечный выдался день — 23 апреля 1930 года. Начали на Ломинском поле, на участке общественной запашки, бывшей ранее в пользовании попа. Бригаду пахарей возглавил член правления Степан Кузьмич Шипарев. Бригадир держал в руке флаг, который был из марли, выкрашенной красными чер­нилами. Издали он казался пламенем. Идущие по дороге в город единоличники останавливались и подолгу стояли, наблюдая за первой бороздой молодого колхоза…»

Прошли годы. И вот теперь в торжественные дни уже не мар­левые, самодельные флаги выносят знаменосцы. Вслед за колхоз­ным знаменем проплывает над головами бархатное юбилейное знамя, оставленное в «Колосе» навечно за успехи в соревновании в честь 50-летия Советской власти. Так начинаются тут ежегод­ные апрельские коммунистические субботники. Двумя колонна­ми выстраиваются колхозники. Одну из них возглавляет ветеран Константин Павлович Жарков. Во главе другой, молодежной, становится председатель Алексей Федорович Добрынин, Герой Социалистического Труда, делегат XXIII съезда КПСС и треть­его Всесоюзного съезда колхозников. И уж некому смотреть со стороны на это шествие, на этот праздник вдохновенного труда, ибо у каждого свое законное место в строю под кумачовыми стягами с силуэтом великого вождя.

Правофланговые армии труда. — Ярославль, 1973. С. 133 — 142.