Репрессивная политика в 1930-е годы: истоки, цели, проявления

Истоки репрессивной политики Советского государства многие исследователи относят к первому послереволюционному периоду. Сразу после Октябрьских событий в стране разворачивается длительная и кровопролитная гражданская война. А неизбежным ее спутником становится террор…

из

1930-е годы явились одним из самых противоречивых периодов в российской истории. С одной стороны, это было время надежд и новых свершений, время грандиозных строек пятилеток, растущих городов и удивительного энтузиазма народа. Людям казалось, что своими руками они строят не просто заводы и фабрики, они строят новую жизнь, справедливое, счастливое общество; не просто кладут рельсы в непроходимой тайге, а прокладывают путь к светлому будущему для их детей. Казалось, что самые смелые мечты могут стать реальностью: нужно только трудиться, не жалеть себя и двигаться к заветной цели. Но была и другая сторона жизни в это время: доносительство, пытки, расстрелы, лагеря. Удивительно, как в одно и то же время могли совмещаться вера в светлое будущее и гнетущий страх за завтрашний день.

Истоки репрессивной политики Советского государства многие исследователи относят к первому послереволюционному периоду. Сразу после Октябрьских событий в стране разворачивается длительная и кровопролитная гражданская война. А неизбежным ее спутником становится террор. Именно на этом этапе были заложены основы — законодательные, моральные, а точнее сказать, антиморальные, которые позволили в дальнейшем развернуть террор до немыслимых масштабов, поставить это явление в ранг государственной политики не только в условиях войны, но и в условиях мирной жизни.

Дальнейшее формирование власти в форме диктатуры также способствовало развертыванию в стране массовых репрессий. Справедливо считается, что одним из основных условий существования диктатуры является наличие врага — внутреннего или внешнего. Именно на происки врагов можно с легкостью списать все просчеты в экономической политике, неурядицы в социальной сфере. Именно борьбой с врагами можно объяснить жесткость политики. Если врагов нет, то их придумывают.

В 1920-е годы, когда закончилась гражданская война, и противники Советской власти были повержены, борьба с врагами не завершилась. Из страны высылали «старую» интеллигенцию, боролись, с так называемым, инакомыслием. Единственно правильными взглядами по любым вопросам (политическим, экономическим, культурным) стали считаться взгляды правящей партии. Все несогласные считались скрытыми или явными врагами. За «неблагонадежность» профессоров увольняли из университетов, по той же причине лишались своих мест и другие специалисты.

Во второй половине 1920-х годов повсеместно стало культивироваться, поощряться доносительство, выявлявшее якобы «враждебные элементы». Удивительно, что многие образованные люди того времени активно поддерживали такую политику, вплоть до того момента, пока сформировавшаяся репрессивная машина не докатится до них самих. Весьма показательными в этом отношении являются рассуждения репрессированного впоследствии педагога В. Н. Шульгина об учительстве: «…Политически вредны убаюкивание и разговоры о том, что все учительство в общем и целом работает до крайности добросовестно. Надо другое. Разоблачение. Самокритика. Борьба. По всей линии. Настойчивая и упорная. До конца… А потому, нет прощения учительнице-партийке, которая не выдает своих товарищей, т.к. это хвостизим. Стопроцентный хвостизм. Вести за собой надо беспартийных, переделывать их, бороться с чуждой идеологией, а не отступать, не замазывать, не прятать её на том основании, что все мы члены одного и того же педколлектива». Таким образом, сначала одни доносили на других, а затем третьи на доносивших.

Еще большую роль, чем ранее стало играть социальное происхождение. Какие-либо родственные связи с представителями прежних «господствующих классов» являлись позорным клеймом на всю жизнь. Поступление в ВУЗы, продвижение по карьерной лестнице были для таких людей невозможны. Даже своеобразные «акты отречения» от своих родственников, отдельное ведение хозяйства, активная трудовая деятельность не всегда могли переломить ситуацию.

Кардинальные изменения в 1920-е годы происходят и в правящей партии. Численность ее стала искусственно раздуваться. Если в октябре 1917 она насчитывала в своих рядах 350 тысяч человек, то к 1925 году — уже более миллиона. Вступление в партию начинает рассматриваться многими как возможность быстрого продвижения по службе, достижения материальных благ. Большинство новоявленных коммунистов не представляло даже основ марксизма, не помнило старые партийные порядки: перипетии партийных споров, критику, от которой не могли защитить никакие авторитеты. Для новых членов партия часто олицетворялась с ее лидерами, а передовица из «Правды» заменяла работы Маркса.

После смерти Ленина в 1924 году становится другой и расстановка сил в высших партийных структурах. Разворачивается острейшая внутрипартийная борьба. Постепенно от руля власти были отстранены наиболее реальные преемники Ленина — Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин. На первое место в партии выдвигается Сталин — «выдающаяся посредственность» — как метко называл его Троцкий. Действительно, возвышение Сталина стало неожиданностью для многих большевистских лидеров, не воспринимавших его всерьез. Сталин действовал продуманно и целенаправленно. Заручившись поддержкой Каменева и Зиновьева, от реальной власти сначала был отстранен Троцкий — наиболее популярный в партии лидер после Ленина. Затем настала очередь недавних союзников Сталина: Каменев и Зиновьев сами оказываются за бортом государственной власти. Сталин умело манипулировал людьми, создавал выгодные для него блоки, формируя большинство из своих сторонников. Говоря о личных особенностях Сталина, исследователи отмечают сочетание в нем таких качеств, как политическая проницательность, сильная воля, выдающиеся организационные способности — это с одной стороны. А с другой — неограниченное властолюбие, невысокая культура, грубость, болезненная подозрительность, жестокость и абсолютная политическая безнравственность. К концу 1920-х годов власть этого человека была уже настолько велика, что позволила ему и его окружению приступить к следующему шагу — физическому устранению всех недовольных его политикой.

Первый удар в конце 1920-х — начале 1930-х годов был нанесен по, так называемым, «старым буржуазным специалистам». Недоверие к ним большевистская власть испытывала и ранее, но вынуждена была терпеть и максимально использовать их в силу необходимости, подготавливая при этом новые пролетарские кадры. К концу 1920-х годов партийное руководство встало перед выбором. С одной стороны, знания и опыт старых специалистов были нужны и в дальнейшем. Но, с другой стороны, велика была опасность противодействия этих людей, особенно в условиях перехода к ускоренной индустриализации и коллективизации. Выбран был жесткий курс. Он позволял сломить сопротивление и найти «козлов отпущения» за неизбежные в условиях спешки поломки, травмы, выпуск бракованной продукции.

По стране прокатилась целая серия судебных процессов над специалистами: Шахтинское дело, процесс над Промышленной партией, дело «Союзного бюро меньшевиков», «Трудовой крестьянской партии» и др. Сейчас у нас есть все основания считать, что эти процессы были сфабрикованы. Обвиняемым не было предъявлено никаких документально подтвержденных улик. Основанием для осуждения служили лишь их собственные признания, полученные с помощью пыток или запугивания. Общее обвинение, как правило, включало в себя пункты об организации экономического саботажа, принадлежности к антисоветским партиям и движениям, измене и заговоре при иностранной поддержке. Когда же дело доходило до конкретного разбирательства, речь шла, например, о рекомендациях в пользу более сдержанных темпов развития. Простая защита тех или иных предложений, отличных от партийного курса, приравнивалась к политическому преступлению. Все это порождало атмосферу всеобщей подозрительности.

Подобная ситуация складывалась и внутри правящей партии. Однако, несмотря на атмосферу страха, несмотря на те перемены, которые произошли в партии, оставались еще люди, которые хорошо понимали, что происходит и хотели воспрепятствовать установлению единоличной власти Сталина и формированию тоталитарной экономики. Самым громким внутрипартийным делом в это время стал процесс над, так называемым, «Союзом марксистов-ленинцев», который проходил летом 1932 года. В исторической литературе этот процесс фигурирует чаще всего как дело М. Н. Рютина. Рютин был известным в то время московским партийным лидером, который выступал за блокирование политики принудительной коллективизации, за развитие внутрипартийной демократии. По поручению «Союза марксистов-ленинцев» — организации, действительно существовавшей и выступавшей против проводимой Сталиным политики, Рютин подготовил объемный документ под названием «Сталин и кризис пролетарской диктатуры». Данный документ представлял собой настоящий обвинительный акт действиям Сталина. Именно на Сталина возлагалась ответственность за гибельную политику, проводимую в стране, и звучало требование его смещения. Кроме этого документа, Рютиным было также подготовлено более краткое обращение «Ко всем членам ВКП (б)», содержащее в целом те же идеи. В нем, в частности, говорилось: «Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана, клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и террора Сталин за последние 5 лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП (б) и всей стране свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом, стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола и поставил Советский Союз на грань пропасти».

Данные документы были обнаружены ОГПУ и объявлены платформой оппозиции. Примечательно, что Сталин, в связи с открывшимися фактами, заявил в Политбюро, что речь идет о призыве к террору против него лично и настаивал на аресте и смертном приговоре Рютину. Но большинство членов Политбюро выступило против подобной меры. Одно дело соглашаться с арестами и казнями буржуазных специалистов и совсем другое — решиться на смертный приговор для «себе подобного» — своего же коллеги, лидера партии. Сегодня Рютин, а завтра?.. В результате Рютин был сослан. Но на этом процесс не закончился. За участие в деятельности «Союза марксистов-ленинцев», а также за явные и мнимые связи с этой организацией пострадали и многие другие коммунисты, причем не только в столице. Часть из них была отправлена в ссылку, остальные — исключены из партии. Однако столь «мягкие» наказания для партийных оппозиционеров были лишь прелюдией к дальнейшим репрессиям.

Следующим крупным событием, существенно повлиявшим на политическую ситуацию в стране, стало убийство С. М. Кирова.

Сергей Миронович Киров являлся в то время главой ленинградской партийной организации, членом Политбюро и был очень популярен в партии. По своим взглядам Киров расходился со Сталиным, в частности, он выступал за умеренные темпы развития хозяйства в противовес проводимым в стране мероприятиям. Убийство Кирова произошло 1 декабря 1934 года в здании Смольного. Кроме непосредственного исполнителя — Леонида Николаева — в этом преступлении обвинили так называемую «троцкистско-зиновьевскую оппозицию», организовавшую заговор против лидеров партии. 14 членов якобы существовавшего «ленинградского центра» были приговорены к расстрелу. 19 членов «московского центра» (в том числе Зиновьев и Каменев) обвинялись в «идеологическом пособничестве» убийцам и приговаривались к различным срокам тюремного заключения.

Троцкий к этому времени был уже выслан из страны и поэтому имел возможность говорить о сложившейся ситуации открыто. В 1935 году он публикует работу «Сталинская бюрократия и убийство Кирова», где высказывает мысль о том, что организатором этого убийства был никто иной, как сам Сталин, извлекавший из него наибольшую выгоду.

Хотя сегодняшний объем сведений по этому вопросу не позволяет нам вынести окончательного суждения, мнение Троцкого небезосновательно. Действительно, с одной стороны, Сталин тем самым устранял опасного для себя конкурента на роль лидера партии. А с другой, убийство Кирова стало использоваться высшим руководством для нагнетания атмосферы кризиса и напряженности и могло в любой момент послужить конкретным доказательством существования тайной организации, угрожавшей стране, ее руководителям, в конечном счете, социализму. Обстановка в стране стала ужесточаться.

В 1934 — 1935 годах был разработан и принят целый ряд законов, ярко характеризующих политическую ситуацию. В декабре 1934 года — закон об ускоренном ведении дел, связанных с политическим террором. Следствие по указанной категории дел должно было завершаться в 10-дневный срок, а сам процесс — проходить без участия адвоката и при закрытых дверях. На практике это означало отмену каких бы то ни было юридических гарантий при расследовании политических преступлений. В марте 1935 года вступил в силу закон о наказании членов семей изменников Родины. В апреле — указом ЦИК было разрешено привлекать к уголовной ответственности детей, начиная с 12 лет. В июне того же года принимается закон, в соответствии с которым любой советский гражданин за попытку побега за границу приговаривался к смертной казни. Тюремное заключение грозило также всякому лицу, знавшему, но не донесшему об этом «акте предательства». Таким образом, была пройдена еще одна ступень в формировании репрессивного аппарата.

В 1936 году начался новый виток наступления на представителей старой гвардии большевиков. На этот раз ставилась цель не просто устранить от власти, а физически уничтожить всех потенциально опасных лидеров партии. В августе 1936 года, январе 1937 года и марте 1938 года прошли три крупных московских процесса над лидерами бывшей «троцкистско-зиновьевской оппозиции». В общей сложности на скамье подсудимых оказались 54 человека, среди них: Каменев, Зиновьев, Пятаков, Сокольников, Серебряков, Радек, Бухарин, Рыков, Крестинский и др. Их обвиняли в создании разветвленного, законспирированного террористического центра, целью деятельности которого являлась подготовка убийства Сталина и других руководителей партии, например, Кирова (что якобы и было сделано). В дальнейших планах «заговорщиков» стояло свержение советского правительства и восстановление капитализма в стране. Действовал центр при пособничестве иностранных государств — прежде всего Германии и Японии. Делая ставку на поражение Советского Союза в близящейся войне с империалистическими государствами, партийцы-хозяйственники подрывали экономическую и военную мощь страны путем организации массового саботажа. Обвинительное заключение строилось на основе «полного признания» подсудимых. Способы получения признательных показаний были уже отработаны. По итогам данных процессов 47 человек были приговорены к расстрелу, остальные — к длительным срокам заключения. Таким образом, искоренялась сама возможность появления оппозиции во власти.

Значительной вехой в процессе развертывания репрессий в стране стал Пленум ЦК партии, проходивший с 23 февраля по 5 марта 1937 года. Участники пленума и, прежде всего, докладчики — Сталин, Молотов, Ежов и Жданов попытались дать определение врага, которого, соответственно, необходимо было найти и обезвредить. Говоря об остроте проблемы, Сталин в своем докладе отмечал, что шпионы и вредители проникли «во все или почти во все наши организации, как хозяйственные, так и административные, и партийные», причем не только на низовые должности, «но и на некоторые ответственные посты». В связи с этим, Сталин подверг жесткой критике, с одной стороны, тех, кто искусственно ищет недостатки, обвиняет честных работников и тем самым порождает большое число недовольных и раздраженных, создавая резервную армию для троцкистов. А с другой стороны, тех, кто старается «не выносить сор из избы» и, прикрывая друг друга, направляет в центр «бессмысленные и возмутительные отчеты о якобы достигнутых результатах». То есть четкое определение врага отсутствовало в речах Сталина. Отныне скрывающимся врагом мог оказаться каждый — и тот, кто якобы покрывал преступную деятельность, и тот, кто ее разоблачал.

Молотов в своем выступлении уточнил, что вредители не только могут обладать партийным билетом, это могут быть также лица, которые прикидываются «коммунистами, горячими сторонниками Советской власти и даже нередко имеют в прошлом те или иные заслуги перед партией и Советским государством». Сталин высказал также мысль, что вредитель «не всегда вредит., настоящий вредитель должен время от времени показывать успехи в своей работе». Далее он привел свою теорию о непрерывном усилении классовой борьбы: «Чем больше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить Советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы, как последние средства обреченных».

Пленум 1937 года ознаменовал момент, начиная с которого, волны массового террора стали нарастать в ужасающих масштабах. Уже через несколько месяцев тюрьмы были переполнены. Органам НКВД официально разрешили применять пытки. По стране расползался страх — никто не чувствовал себя в безопасности.

Весь 1937 год был отмечен бесконечными смещениями, арестами, расстрелами сотен тысяч народнохозяйственных, партийных, военных кадровых работников. Только в Москве и Московской области из 136 секретарей райкомов партии на своих постах осталось лишь 7. Опустошительными были репрессии в Ленинграде. Уничтожены были все старые соратники Кирова, практически истреблен был весь городской партийный актив. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП (б) 98 человек были арестованы и почти все расстреляны.

Подобные процессы происходили и в государственных структурах. Были расстреляны советские послы: Крестинский, Сокольников, Богомолов, Юренев, Островский, Антонов-Овсеенко. Полностью замененными оказались штаты наркоматов. Так, был арестован весь управленческий аппарат Наркомата станкостроения, все директора предприятий (кроме двух) и подавляющее большинство инженеров и технических специалистов отрасли. То же самое имело место и в других отраслях промышленности — в авиастроении, судостроении, в металлургии и др. Ни один город, ни один район страны не остался в стороне от происходивших процессов. Выпуск бракованной продукции, ошибки в планировании, несчастные случаи, поломка оборудования — все это было объявлено актами саботажа и вредительства. Поэтому данные обвинения могли быть применены практически к любому работнику.

От репрессий пострадала также научная и творческая интеллигенция. Выдающихся ученых, писателей, публицистов обвиняли в пропаганде чуждых марксизму взглядов, в отклонении от принципов социалистического реализма. Например, были арестованы и сосланы в одну из спецчастей НКВД самые авторитетные ученые в аэронавтике, такие, как авиаконструктор Туполев, а также стоявший у истоков первой советской программы по освоению космического пространства — Королев. Репрессированы были почти все ученые, занимавшиеся статистикой в Центральном статистическом управлении, так как они осмелились отказаться от публикации сфальсифицированных результатов Всесоюзной переписи населения 1937 года. В исторической науке преследованиям подверглись ученики М. Покровского, умершего в 1932 году, в языкознании — противники Н. Марра, в биологии — все, несогласные с теориями Т. Лысенко (в частности, Н. Вавилов). Были высланы или расстреляны многие выдающиеся писатели, поэты, публицисты, театральные деятели (Мейерхольд, Мандельштам, Катаев, Заболоцкий, Клюев, Пильняк). В общей сложности пострадало около 2 тысяч членов Союза писателей.

Для проведения чисток партийного и народнохозяйственного аппарата в национальных республиках туда направлялись специальные уполномоченные из центра. Так, Берия был направлен в Грузию, Маленков — в Белоруссию и Армению, Молотов, Ежов и Хрущев — на Украину и т. д. Не забыли ни одну республику — ни союзную, ни автономную. Республики лишались своей национальной элиты, открывалась дорога новому поколению руководителей, более уступчивому по отношению к центральной власти.

Летом 1937 года террор обрушился на армию. Армия в те годы приобретала растущее могущество и престиж. Следовательно, Сталину было чего опасаться. 11 июля пресса сообщила о том, что заместитель наркома обороны маршал М. Н. Тухачевский, а также другие известные военачальники: Уборевич, Якир, Эйдеман, Корк, Фельдман, Примаков и Путна — арестованы, признаны виновными в измене и приговорены к расстрелу.

Мемуарная литература, опубликованная в последнее время, подтверждает, что между Сталиным и Тухачевским действительно существовали разногласия. Подобно другим военачальникам, сформировавшимся в боях гражданской войны, Тухачевский был тесно связан с большой частью тех политических деятелей, на которых тогда обрушились репрессии. Однако, по мнению современных историков, какого-либо организованного заговора не существовало. «Дело военных» было сфабриковано, как и многие другие, с той лишь разницей, что в данном случае доказанным является факт вмешательства иностранных разведок. Воспользовавшись охватившей СССР эпидемией преследований, немецкая разведслужба подготовила фальшивые документы, которые свидетельствовали о наличии тайных контактов между Тухачевским и его сотрудниками, с одной стороны, и германским генштабом, с другой. Документы были переправлены в Советский Союз через чехословацкую разведку. Тем не менее, большинство, как российских, так и зарубежных историков, изучавших данный вопрос, пришло к заключению, что не эти фальшивые бумаги обусловили осуждение советских военачальников Сталиным. Но они, возможно, были использованы им для убеждения других государственных деятелей в виновности осужденных.

После этого громкого дела репрессии в армии приобретают массовый характер. Был арестован и расстрелян маршал Блюхер, командовавший Дальневосточной армией и только что отразивший нападение японцев. Были расстреляны: начальник Генерального штаба маршал Егоров, начальник Морских сил РККА — Орлов, начальник ВВС РККА — Алкснис, начальник Разведуправления Генштаба РККА — Берзин.

В общей сложности, накануне войны, в результате проведенных в армии репрессий, погибло трое из пяти маршалов СССР, трое из пяти командармов первого ранга, все 10 командармов второго ранга, 60 из 67 комкоров, 136 из 199 комдивов, 221 из 397 комбригов, половина командиров полков, все 10 адмиралов, 9 из 15 вице-адмиралов и т. д. Всего в армии с мая 1937 года по сентябрь 1938 года было репрессировано 36 761 военачальник, на флоте — свыше 3 тысяч. Таким образом, менее чем за полтора года, подверглись репрессиям около 40 тысяч командиров Красной Армии и Военно-морского флота. Мировая история не знала случая, чтобы перед надвигавшейся войной с таким размахом уничтожались военные кадры в собственной стране. При этом в общественное сознание активно внедрялся мотив ликвидации «пятой колонны», как одного из основных условий победы в возможной войне.

На 1937 год приходится пик массовых репрессий, проводимых в предвоенный период. В 1938 году репрессивная волна пошла на убыль. Стали предприниматься некоторые действия по исправлению политической ситуации. С 11 по 20 января проходил Пленум ЦК партии, на котором было принято постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии», после чего дела некоторых членов партии стали пересматриваться.

Однако это постановление не означало полного прекращения репрессий. Разворачивалась новая кампания, которая была направлена на разоблачение, так называемых, «скрывающихся врагов». С одной стороны, она ударила по партийцам, которые, якобы, создавали атмосферу недоверия в партии, обвиняя честных коммунистов. А с другой — по сотрудникам НКВД, прокуратуры, судебных органов. Репрессированы были руководители НКВД — сначала Ягода, затем Ежов. Первый возглавлял данный наркомат с 1934 по 1936 гг., второй — с 1936 по 1938 гг., оба имели непосредственное отношение к проводимым в стране репрессиям. Вместе с ними был осужден еще целый ряд должностных лиц, работавших под их началом. Тем самым создавалось впечатление, что именно эти люди и были виновниками «перегибов» последних лет.

Одновременно с продолжавшимися репрессиями в 1939 году шел процесс освобождения из лагерей части заключенных. По разным оценкам было отпущено на свободу от 200 до 300 тысяч человек. Все это создавало иллюзию, что партия во главе с мудрыми лидерами разбирается в происходящем: виновных в «перегибах» наказывают, невинно осужденных освобождают, а те, кто оставался в тюрьмах и лагерях или был приговорен к расстрелу, действительно враги.

На сегодняшний день предпринимается немало попыток подсчитать общее количество людей, пострадавших в это время. Исследователи М. Б. Смирнов, С. П. Сигачев, Д. В. Шкапов, В. Н. Земсков приводят следующую статистику. В 1929 году в советских тюрьмах и лагерях находилось 22 848 заключенных. В начале 1930-х годов цифры уже на порядок больше. Так, на 15 апреля 1931 г. числилось уже 234 600 заключенных, на 1 января 1934 г. — 510 309 человек, на 1 января 1935 г. — более 1 миллиона. Что касается периода самого масштабного террора, то с 1 июля 1937 г. по 1 апреля 1938 г. число заключенных увеличилось более чем на 800 тыс. и превысило 2 миллиона человек. Из этого числа на февраль 1938 г. в тюрьмах содержалось 549 тыс. заключенных при лимите в 155 тыс., т. е. тюрьмы были переполнены. На 1 марта 1940 г. ГУЛАГ состоял из 53 лагерей, 425 исправительно-трудовых колоний и 50 колоний для несовершеннолетних.

По данным французского исследователя Н. Верта, за 1937 — 1938 гг. было арестовано 1 575 тыс. человек, из них осуждено 1 345 тыс. За тот же период расстреляно было 681 692 человека (51% от общего числа осужденных за 1937/1938 годы). Кроме того, в течение 1937 года 25 тыс. человек умерло в тюрьмах и лагерях, за следующий год — 90 тыс.

Существует также официальная статистика. Согласно справке КГБ, составленной в 1990 году, из 786 тыс. приговоренных к расстрелу за «контрреволюционные и государственные преступления» в период с 1921 по 1953 годы, 682 тыс. приходятся на 1937 — 1938 годы.

Причем, следует подчеркнуть, что в эту статистику не входят жертвы масштабных политических кампаний по раскулачиванию и принудительной коллективизации, которые исчислялись миллионами. Не включены в подсчеты и дети репрессированных, в полной мере разделившие судьбу своих родителей. Вот лишь немногие выдержки из писем раскулаченных и высланных в отдаленные районы страны советских граждан или их родственников, которые были адресованы советским вождям в надежде на пересмотр их дела, в надежде на справедливость: «…Отправляли их в ужасные морозы — грудных детей и беременных женщин, которые ехали в телячьих вагонах друг на друге, и тут же женщины рожали своих детей; потом выкидывали их из вагонов, как собак, а затем разместили в церквах и грязных, холодных сараях… Держат полуголодными, в грязи, во вшах, холоде и голоде, и здесь находятся тысячи детей, брошенных на произвол судьбы… Неудивительно, что ежедневно умирает по 50 человек и больше, и скоро цифра этих невинных детей будет пугать людей — она теперь уже превысила 3 тысячи. Мы боремся за здоровое поколение, за будущих строителей социализма и в то же время детей бросаем заживо в могилу». «…Если мы экономически уничтожаем кулака, то физически уничтожать их детей — это варварство; у нас на Севере дети высланных начинают умирать десятками., сосланные живут в самых ужасных условиях… Детские трупы возят на кладбище уже по 3 — 4 трупа и даже без гробов, а в ящиках».

Таким образом, общее количество жертв существенно больше и не поддается точному подсчету. Крайне сложно ответить и на вопрос о том, как все это стало возможным. Безусловно, политическая обстановка этого времени была вызвана к жизни совокупным действием множества различных факторов. Сама теория большевиков, допускавшая установление диктатуры пролетариата для подавления всех врагов новой системы власти; осуществление этой теории на практике, начиная с «красного террора» периода гражданской войны; постепенное формирование репрессивных механизмов уже в мирное время — все это звенья одной цепи. Но соединиться им позволило то обстоятельство, что народы нашей страны на протяжении всей ее истории были лишены возможности участвовать в государственной жизни. В широких массах населения были очень слабы демократические традиции, умения защищать свои права. Сегодня мы только начинаем учиться этому, и, в зависимости от результата нашей учебы, события 1930-х годов будут возможны или невозможны в будущем.

Н.В. Рябинина,
кандидат исторических наук,
доцент кафедры Новейшей отечественной истории
Ярославского государственного университета
им. П. Г. Демидова.

Списки и биографии репрессированных ярославцев вы найдёте здесь

Нашли ошибку или опечатку? Выделите текст и кликните по значку, чтобы сообщить редактору.

Источники

Не предать забвению. Книга памяти жертв политических репрессий, связанных судьбами с Ярославской областью. - Ярославль: Индиго, 2011.

Литература

ГУЛАГ (Главное управление лагерей) 1918-1960. – М., 2002.

Дети ГУЛАГА. Документы. – М., 2002.

Доднесь тяготеет: Сборник воспоминаний, дневниковых записей узников тюрем и лагерей 1920 – 1950-е гг. – М., 1989.

Канун и начало войны. Документы и материалы. – Л., 1991.

Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. // Вопросы истории. 1992. № 2-10; 1993. №2; 1994. №1.

Реабилитация: Политические процессы 1930 – 1950-х гг. – М., 1991.

Солоневич И.Л. Россия в концлагере. – М., 2000.

Сталин: В воспоминаниях современников и документах эпохи. – М., 1995.

Земсков В.Н. Демография заключенных, спецпоселенцев и ссыльных (1930 – 1950-е гг.) // Мир России. 1999. №4.

Козлов В. Феномен доноса в период сталинских репрессий // Свободная мысль. 1998. №4.

Муранов А.И., Звягинцев В.Е. Досье на маршала: из истории закрытых судебных процессов. – М., 1996.

Не предать забвению. Т. 1-9. – Ярославль, 1993 – 2015.

Павлова И.В. Механизм власти и строительство сталинского социализма. – М., 2001.

Росляков М.В. Убийство Кирова. – Л., 1991.

Смирнов М.Б., Сигачев С.П., Шкапов Д.В. Система мест заключения в СССР. 1929–1960 // Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923–1960: Справочник / Сост. М.Б. Смирнов. Под ред. Н.Г. Охотина, А.Б. Рогинского. – М., 1998.

Стецовский Ю.С. История советских репрессий. Т. 1-2. – М., 1997.

Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. – М., 2001.

Хлевнюк О.В. 1937-й год: Сталин, НКВД и советское общество. – М., 1992.

Черная книга коммунизма: преступления, террор, репрессии. – М., 1999.

Юнге М., Биннер Р. Как террор стал "Большим". – М., 2003.

Якупов Н.М. Трагедия полководцев (репрессии 1930 – 1950-х гг. в СССР). – М., 1992.

поиск не дал результатов