КУЗМИН Михаил Алексеевич
КУЗМИН Михаил Алексеевич (6.10.1872, Ярославль — 1.3.1936, Ленинград) — поэт, прозаик, литературный критик, переводчик, композитор.
Родился в дворянской семье. Отец — отставной морской офицер, по линии матери (урожд. Федоровой) в роду — французский актер и театральный педагог конца XVIII — начала XIX в. Жан Риваль (театр. псевдоним — Офрен). Оба родителя Кузмина — из семей старообрядцев. Крещен он был в церкви Рождества Христова в Ярославле.
Примерно через год после рождения Кузмина семья переехала в Саратов, где он окончил подготовительный и первый классы гимназии. С 1885 жил в Петербурге, где в 1891 завершил гимназическое образование и поступил в консерваторию (проучился три года по классу композиции). В 1895−96 совершил длительное путешествие по Египту, а в 1897 — по Италии.
Возвратясь в Россию, сблизился со старообрядцами, на несколько лет удалился в монашеские скиты северных губерний. Изучал церковную музыку, интересовался бытовой эстетикой старообрядчества и древними иконами. Другая область, постоянно интересовавшая Кузмина — западноевропейская музыка и литература (Кузмин хорошо владел французским, английским, итальянским языками, читал и на других языках). Органичное сочетание рафинированной европейской образованности и русской народно-поэтической культуры — уникальная примета эрудиции и художественного мышления Кузмина.
В начале 1900-х Кузмин стал участником петербургского кружка «Вечера современной музыки», близкого художественному объединению «Мир Искусства», вошел в столичную литературно-артистическую среду. Дебютировал в печати в 1905 циклом сонетов и драматической поэмой, после чего был замечен В. Брюсовым и приглашен к постоянному сотрудничеству в символистском журнале «Весы». С 1906 становится одной из самых заметных фигур литературно-артистической жизни Петербурга и — шире — русской культуры серебрянного века. На протяжении творческого пути был в той или иной мере близок к разным поколениям «новой поэзии» (символизму, акмеизму, отчасти футуризму, поэтическим школам 20-х), при этом не становясь участником группировок и сохраняя творческую самостоятельность. Незлобивость, отсутствие нередкой у больших художников мании величия, замечательная контактность Кузмина позволяли ему поддерживать хорошие творческие отношения с широким кругом музыкантов, литераторов, живописцев, актеров.
Кузмина отличал беспрецедентный даже по меркам серебряного века творческий универсализм. Музыка к ряду постановок Александринского, Суворинского театров, театра
Кузмин — поэт нетрагических сторон жизни. Для него крайне нехарактерны интонации эпитафии, оды, элегии, трагедии, сатиры. Сам поэт предпочитал называть свои лирические произведения «песнями» или даже «песеньками», соединяя в этом слове семантику концертного номера, любительской импровизации и бесхитростного музицирования «для себя». В отличие от своих современников-символистов, Кузмин отказывается от претензии на роль демиурга своей собственной судьбы: его лирический герой послушен внешней воле, он — «радостный путник», не заглядывающий за горизонт, но любующийся богатством и разнообразием чудес Божьего мира. «Человек культуры», Кузмин в своем творчестве являет любовное, бережное отношение к разным ликам искусства прошлых эпох. Само лирическое переживание в его поэзии часто сопрягается с восприятием искусства той или иной эпохи: античности и Возрождения, французского XVIII века и русского старообрядчества. Исповедуя принципы «прекрасной ясности», Кузмин любит изящную игру предметными подробностями, выводящую поэта за пределы символизма и предвещающую стилистику акмеизма. Поэт стремится заразить читателя своей влюбленностью в эстетизированный быт, насыщая стихи «милыми мелочами» обыденной жизни. Мир вещей становится у него не периферийной сферой, а равноправным человеку объектом лирического переживания.
Поэтика Кузмина — это поэтика радостной легкости, изменчивости, обслуживающая постоянство его мироощущения: ясную и спокойную веру в мудрость мироустройства. Любовь — главная тема всей лирики Кузмина — одновременно оказывается единственным и потому могущественным источником детерминизма в его творчестве.
Лучшими лирическими книгами дореволюционного этапа творчества Кузмина стали сборники «Сети» и «Вожатый». Позднее творчество 1920-х мало чем напоминает певца «прекрасной ясности». Оно сопоставимо не столько с серебряным веком русской поэзии, сколько с европейским модернизмом первой трети века, в особенности с немецким экспрессионизмом. В последней книге лирики «Форель разбивает лед» используются изощренные метафорические ходы, резко усложняется композиция лирических циклов, строящихся на глубоко субъективных культурно-исторических ассоциациях. И все же «кузминская нота» в поэзии серебряного века — это прежде всего нота доверия к индивидуальности, радостного воодушевления, праздничности: «Сегодня праздник:// все кусты в цвету,// поспела смородина// и лотос плавает в пруду как улей!» (из цикла «Александрийские песни»).
Одно из стихотворений Кузмин посвятил Ярославлю.
