ИВАНОВ Владимир Иванович
ИВАНОВ Владимир Иванович (11.3.1893, Тула — расстрелян 15.3.1938 в Москве) — председатель Ярославского губернского комитета РКП (б) в январе-июне 1921 г.
Сын кузнеца. Окончил Тульскую гимназию. В 1912—1916 годах учился на медицинском факультете Московского университета, исключён, формально завершил образование в 1918-м. В 1915 вступил в РСДРП (б). В 1916 году арестовывался. В 1917 секретарь Хамовнического райкома РСДРП (б) в Москве. В октябре 1917 член Военно-революционного комитета и штаба Красной гвардии Басманного района. В августе-октябре 1918 г. — председатель Камышинской уездной ЧК, в октябре 1918 — августе 1919 — Камышинского уездного исполкома (Саратовская губерния), в сентябре-ноябре 1919 — член РВС Ферганского фронта. В 1920 г. — ответственный организатор Басманного райкома РКП (б).
В январе 1921 г. избран секретарём Ярославского губкома партии, работал в этой должности около полугода. Затем возвращён в Москву: заведовал организационным отделом Московского комитета РКП (б). В 1924 утверждён председателем Московской контрольной комиссии — заведующим Московской рабоче-крестьянской инспекцией. В 1924—1925 кандидат в члены Президиума ЦКК ВКП (б). С октября 1924 секретарь
В феврале 1925 г. вновь отправлен далеко от Москвы — секретарём оргбюро, а затем 1-м секретарем ЦК КП (б) Узбекистана. С 1925 кандидат в члены, с февраля 1934 член ЦК ВКП (б). В 1927—1931 — 2-й секретарь Северо-Кавказского крайкома, в 1931—1936 — 1-й секретарь Северного крайкома ВКП (б).
Был делегатом XVII съезда ВКП (б) — январь-февраль 1934 года. Выступая на съезде, в частности, сказал: «Товарищи, мы взяли высокий рубеж. Нам предстоит во второй пятилетке взобраться на еще большую высоту. Мы знаем, что враг еще не добит, что нам предстоит преодолеть еще немало трудностей на путях социалистического строительства, в борьбе за бесклассовое социалистическое общество, в борьбе за превращение каждого трудящегося в сознательного строителя социалистического общества. Мы возьмем эту высоту, добьем врага, сокрушим трудности и всякое сопротивление, потому что ВКП (б) — единая партия, потому что вся партия по-боевому и крепко сплочена вокруг ленинского ЦК во главе с гениальнейшим вождем и теоретиком партии товарищем Сталиным. А с таким руководством рабочий класс побеждал и дальше пойдет от победы к победе».
1 октября 1936 г. назначен наркомом лесной промышленности СССР, сменив на этом посту
1 ноября 1937 г.
13 марта 1938 Иванов был приговорен к смертной казни. Расстрелян 15 марта в Коммунарке. 15 июня 1959 г. реабилитирован — одним из первых из числа осуждённых в ходе процесса (большая часть осуждённых была реабилитирована в 1988 г.).
ПУБЛИКАЦИИ
Допрос подсудимого Иванова
на судебном процессе по делу антисоветского право-троцкистского блока
(3 марта 1938 года)
Председательствующий. Подсудимый Иванов, вы подтверждаете показания, которые вы давали на предварительном следствии, о вашей антисоветской деятельности?
Иванов. Целиком и полностью подтверждаю.
Вышинский. Расскажите, при каких обстоятельствах, когда вы вступили в подпольную контрреволюционную организацию.
Иванов. Первое мое грехопадение началось в 1911 году, когда я был учащимся тульской гимназии, в 8-м классе. Царской охранке удалось меня завербовать в качестве своего агента.
Вышинский. С каким именно учреждением вы были связаны, как охранник, в каком городе?
Иванов. С жандармским охранным управлением в городе Туле.
Вышинский. В Туле вы с кем были персонально связаны?
Иванов. С ротмистром Маматказиным.
Вышинский. У вас была конспиративная кличка?
Иванов. Была: «Самарин».
Вышинский. У вас был шпиковский номер?
Иванов. Был: 163.
Вышинский. Вы получали вознаграждение за свою работу?
Иванов. Получал вознаграждение и в Москве и в Туле.
Вышинский. Значит, вы были платным…
Иванов. Платным агентом царской охранки.
Вышинский. Это начало вашей политической деятельности?
Иванов. Самая позорная полоса в моей жизни.
Вышинский. Затем вы приезжаете в Москву, поступаете в Московский университет в 1912 году?
Иванов. Да.
Вышинский. В 1913 году вы в Москве ведете активную работу в охранке?
Иванов. Да.
Вышинский. С кем вы связываетесь?
Иванов. С ротмистром Грязновым и подполковником Колоколовым.
Вышинский. В чем выражалась ваша провокаторская работа?
Иванов. Я информировал о революционном движении в студенческих организациях, информировал об отдельных товарищах, которые вели революционную работу. Так, например, по тульскому землячеству я выдал революционеров Северного и Поморова. В 1916 году я выдал Каплуна — одного из активнейших участников революционной работы на медицинском факультете.
Вышинский. Сколько времени вы состояли агентом московской охранки?
Иванов. С 1913 года по конец 1916 года.
Вышинский. Какое же вознаграждение вы получали?
Иванов. В тульской охранке получал сначала 15, потом 20 рублей.
Вышинский. А в московской охранке?
Иванов. Получал сначала 30, 40 рублей, затем дошел до 60−75 рублей. В процессе улучшения качества моей работы моя ставка подымалась.
Вышинский. До конца 1916 года вы были связаны с московской охранкой. А с конца 1916 года?
Иванов. С конца 1916 года я порвал с охранкой.
Вышинский. Чем объясняется это ваше решение?
Иванов. Я вырос в таких условиях, так был связан с интересами революции и рабочего класса…
Вышинский. Как были связаны? Вы были связаны в обратном направлении.
Иванов. Когда я рос…
Вышинский. Вы в 8-м классе гимназии становитесь провокатором. В момент своего роста вы — провокатор.
Иванов. Да.
Вышинский. Весь рост ваш был в провокаторстве.
Иванов. Вы меня не поняли…
Вышинский. Я спрашиваю вас, почему вы в конце 1916 года решили порвать с охранкой?
Иванов. Меня это тяготило, с одной стороны, а с другой стороны, подымающаяся революционная волна и перспективы победы рабочего класса меня страшили, я боялся, что, когда победит рабочий класс, документы охранки могут попасть в руки революционных организаций и я буду разоблачен как провокатор.
Вышинский. Вот это другое дело. Вы просто испугались расплаты?
Иванов. Правильно.
Вышинский. Вы говорили о вашем революционном воспитании. Воспитание у вас совершенно определенное. Начали вы свое политическое воспитание под руководством ротмистра тульской охранки Маматказина, а закончили — под руководством Бухарина и Рыкова. Так я вас понимаю?
Иванов. Правильно.
Вышинский. Когда вы проникли в большевистскую партию?
Иванов. В 1915 году.
Вышинский. При каких обстоятельствах? По личному побуждению?
Иванов. Было указание от подполковника Колоколова о том, чтобы я вступил в большевистскую партию.
Вышинский. Значит, вы вступили в партию по указанию подполковника московской охранки Колоколова?
Иванов. Да.
Вышинский. В каких целях?
Иванов. В целях возможно более глубокого освещения деятельности большевистской организации.
Вышинский. С провокаторскими целями?
Иванов. Да, с провокаторскими целями.
Вышинский. Как вы считали свой партийный стаж?
Иванов. В анкетах я писал, что я член партии с 1915 года.
Вышинский. А о том, что вы вступили в партию по поручению подполковника Колоколова, это, конечно, вы оставляли при себе?
Иванов. Этого я никому не рассказывал.
Вышинский. До какого момента?
Иванов. До момента моего ареста.
Вышинский. Скажите, пожалуйста, вы имели связь с группой «левых коммунистов»?
Иванов. Да.
Вышинский. А кто вас вовлек в эту группу?
Иванов. Здесь никто меня не привлекал, по сути дела, потому что самое мое грехопадение и страх, что я могу быть разоблачен при Советской власти, меня толкали и гнали в стан врагов. И я, как ворон, летящий по запаху на падаль, вливаюсь во всякие враждебные группы, которые борются с Советской властью, потому что я рассчитывал, что тогда при реставрации власти буржуазии я не буду разоблачен.
Вышинский. Когда вы примкнули к «левым коммунистам»?
Иванов. В конце 1917 или в начале 1918 года.
Вышинский. Значит, вы примкнули к этой группе как враг, который рассчитывал, что с этой группой вам удастся свалить Советскую власть?
Иванов. У «левых коммунистов» я находил то, что мне было нужно как врагу Советской власти и рабочего класса.
Вышинский. Вы тогда с Бухариным были связаны?
Иванов. Мы были на нескольких совещаниях. Потом Бухарин однажды поставил передо мною вопрос о том, что в знак протеста против партии и против линии Ленина нужно выйти из Коммунистической партии и организовать свою партию. Расчет был на то, что это может привести к распаду Коммунистической партии и победе «левых коммунистов». Но к этому времени вскрывается следующее. Я работал тогда партийным организатором в Басманном районе. Мне не удалось получить поддержку в партийной массе по линии «левых коммунистов». Масса шла целиком за Лениным. Мне было ясно, что вся работа «левых коммунистов» обречена на провал, на банкротство.
Потом я встретился с Бухариным на X съезде партии, где у нас с Бухариным был следующий разговор. Он поставил вопрос о том, что у меня, мол, с Лениным расхождения по коренным вопросам; я сейчас занят подготовкой своих кадров, которые готовы были бы по первому моему, Бухарина, зову выступить против Ленина. Это, по-моему, было предварение к созданию «школки» Бухарина.
Вышинский. Как Бухарин рассчитывал выступать против Ленина? В каких формах он готовил выступление?
Иванов. Он был довольно резко настроен. Он просто ждал подходящего момента. Он хотел иметь свои кадры.
Вышинский. Для чего?
Иванов. Для того, чтобы устранить Ленина.
Вышинский. Как устранить?
Иванов. Вплоть до физических методов.
Вышинский. А вы говорите о «школке». Хорошая «школка»!
Иванов. Она известна в партии как «школка» «левых коммунистов».
Вышинский. А в действительности это не «школка», а банда, которую создал Бухарин. Продолжайте свои объяснения.
Иванов. Интересен был разговор с Бухариным в 1926 году. Он прямо говорил, что нужно готовиться к борьбе в открытом бою с партией. Имейте в виду следующее, — говорил он, — что мы выступаем и своими выступлениями даем программу для консолидации всех недовольных элементов внутри страны. Но это, говорит, — не основное и не главное, а главное в нашей работе — работать в подполье по собиранию кадров, по завлечению в наши сети наиболее влиятельных членов партии.
Вышинский. Дальше.
Иванов. В 1928 году я еду на Северный Кавказ вторым секретарем. Тут Бухарин ставит вопрос о том, чтобы я на Северном Кавказе создал группу правых. Причем он говорит о том, что Северный Кавказ в нашей борьбе с партией и Советской властью имеет очень большое значение. Мы, говорит, должны возглавить соответствующее крестьянское движение, особенно казачества, движение против Советской власти. Нашей задачей является — Северный Кавказ превратить в русскую Вандею. Он мне тогда развивает по этому вопросу целую свою теорию.
Она довольно-таки известна в партии. Вы знаете, — говорит он, — что сейчас капитализм вступил в новую фазу своего развития. И на этой стадии капитализм показывает довольно высокие элементы организованности и плановости. Фашизм, говорил Бухарин, соответствует новейшим тенденциям в развитии капитализма. Мы пришли прямо к фашизму.
Вышинский. Практически, что вам предлагал Бухарин?
Иванов. Практически Бухарин предложил создать группу правых. Я ее создал. Он предложил связаться с враждебными элементами. Мы связались с казацким кулачеством и все подготовили для того, чтобы обеспечить кулацкое восстание на Северном Кавказе.
Вышинский. Ставился ли тогда вопрос Бухариным, Рыковым о захвате власти?
Иванов. О захвате власти до 1931 года ставился вопрос.
Вышинский. И вам в этой связи было дано конкретное задание организовать повстанческие отряды на Северном Кавказе?
Иванов. Да, организовать повстанческие отряды на Северном Кавказе и потом в Северном крае.
Вышинский. В бытность вашу в Северном крае, какое вы получили задание от Бухарина?
Иванов. Бухарин дал задание — силами правых организаций приступить к подготовке поражения Советской власти при интервенции, при войне с капиталистическими фашистскими государствами.
Вышинский. А какие указания давал Бухарин насчет шпионажа?
Иванов. Он сказал о том, что Лобов специально организует это дело и он должен меня информировать о том, как это дело будет осуществляться. Он сказал: «вы должны резиденту, который будет там посажен, своей партийной организацией оказывать всемерную помощь с тем, чтобы обслуживать потребности английской разведки».
Вышинский. А вы выполняли эти наставления?
Иванов. Выполнял, обслуживал, направлял материал, получал указания через этого резидента. Причем эти указания, получаемые от английской разведки, целиком совпадали с теми директивами, которые я получал от центра правых.
Вышинский. Целиком совпадали? Так что вы иногда не различали, где действует центр правых, а где иностранная разведка?
Иванов. Да, здесь было полное совпадение.
Вышинский. Это неудивительно. А чем аргументировал Бухарин свое указание вам связаться с английской разведкой?
Иванов. Он говорил, что эта страна имеет очень большие интересы в Северном крае. Он говорил, что с этой страной у центра правых есть соглашение о помощи правым в свержении Советской власти и в удержании власти капиталистов в России и что в этом соглашении предусматривается обеспечение интересов английских лесопромышленников лесным хозяйством Северного края. Бухарин ставил вопрос о том, что лесопильные заводы надо будет сдать в концессию англичанам, а новые лесопильные заводы, которые были построены при Советской власти, придется отдать в счет погашения царских долгов. Затем в 1934 году он поставил вопрос о том, что мы должны будем все-таки сегодня уже реально расплачиваться. Он сказал, что мы должны выдавать авансы английской буржуазии с тем, чтобы, с одной стороны, не потерять поддержку для себя, а с другой стороны, — не потерять доверие. В соответствии с этими указаниями через Розенгольца и Лобова были осуществлены следующие мероприятия: лес, наиболее высококачественный, продавался по сниженным ценам. На этом Советскому государству нанесен ущерб в несколько миллионов рублей в валюте. Бухарин считал эту меру как аванс английской буржуазии за ту поддержку, которая ею обещана. Иначе, говорил он, нас не будут считать серьезными людьми и потеряют к нам доверие.
Вышинский. Теперь перейдите к вопросу о террористической деятельности и террористических планах.
Иванов. Перед нашей организацией в Северном крае была поставлена задача создать террористическую группу.
Вышинский. Кем была поставлена эта задача?
Иванов. Бухариным. Бухарин несколько раз к этому делу возвращался, в частности, после убийства Кирова. Он говорил о том, что выстрел в Кирова показал, что одиночные террористические акты результатов не дают, что нужно готовить массовые террористические акты и только тогда мы получим результат. Его установка была на то, чтобы ликвидировать руководство партии, причем были такие рассуждения: если это удастся сделать до войны, тогда дело будет ясно, и, возможно, вслед за этим вспыхнет немедленная война с Советским Союзом. Если же нам почему-либо не удастся осуществить акты по ликвидации руководства партии до войны, то мы это сделаем во время войны, что внесет большое смятение, подорвет обороноспособность страны и будет резко содействовать поражению Советской власти в войне с империалистами.
Вышинский. Значит, вы действовали по прямым указаниям Бухарина. В каком году это было?
Иванов. Первое указание об организации террористической группы я получил в 1934 году. Нажим был в 1935 году, когда говорилось о том, что мы плохо развертываем работу.
Вышинский. Что вы имеете еще показать о вашей вредительской деятельности?
Иванов. Мы собирали повстанческие группы, главным образом, вокруг Архангельска с тем, чтобы в момент интервенции разорвать связь Архангельска с центральными магистралями нашей страны и тем самым облегчить англичанам захват этого лесного района и важнейшего порта.
Затем диверсионная работа проводилась, главным образом, в лесной промышленности, потому что Северный край — край лесной. Направление этой деятельности шло по пути срыва технического перевооружения лесного хозяйства, засорения, разрушения механизированных пунктов, срыва сплава. Это обрекло ряд лесопильных заводов на остановку и увеличило голод в нашей стране на лесные материалы, что ударило по капитальному строительству в нашей стране.
В Наркомлесе я продолжал ту же вредительскую деятельность, готовил террористические акты. Главное внимание было направлено на срыв технического перевооружения лесозаготовок, на срыв капитального строительства, особенно целлюлозно-бумажной промышленности, с тем, чтобы держать страну на голодном бумажном пайке и этим самым ударить по культурной революции, сорвать снабжение страны тетрадями и этим вызвать недовольство в широких массах. Мы принимали все меры к тому, чтобы задержать постройку новых предприятий и сорвать работу существующих предприятий. Целый ряд мероприятий реконструктивного порядка, которые должны были улучшить работу бумажной промышленности, мы тоже сознательно срывали и этим самым сорвали программу по выработке бумаги.
Бухарин. У меня есть один вопрос. Я хочу спросить гражданина Иванова. Если не ошибаюсь, в последний раз мы виделись в марте 1936 года?
Иванов. Я виделся с Бухариным и в 1937 году. В 1937 году он уже конспирировался от нас.
Вышинский. Он уже от вас конспирировался?
Иванов. Да, конспирировался, боясь, что его могут «наколоть».
Вышинский (Бухарину). Вы отрицаете, что до момента вашего ареста вы встречались с Ивановым?
Бухарин. Нет, я не отрицаю, но я просил просто Иванова, чтобы он мне напомнил, когда мы с ним встречались в последний раз, где он со мной встречался и о чем он со мной разговаривал.
Иванов. Мы на протяжении 1936 года несколько раз виделись. В частности, в декабре или в ноябре 1936 года я перед Бухариным ставил вопрос о том, что организация разваливается, самими массами разоблачаются наши участники, и я поставил вопрос, не выходит ли из всей сложившейся обстановки внутри страны то, что мы становимся целиком банкротами.
Вышинский. Это вы говорили Бухарину?
Иванов. Да. И никогда я Бухарина не видел таким яростным и злобным, как тогда. Он на меня набросился, что — вы трус, вы паникер, вы мне все тычете — «массы», массам не нужно потакать, а вы должны знать, что организация правых против масс будет вести войну. А вы хотите им потакать.
Вышинский. Он хотел вести войну против масс?
Иванов. Да. И дальше, он поставил вопрос таким образом, что если есть отходы, то нужно пойти на более развернутые шаги по уничтожению тех, кто решится открыто раскаяться перед Советской властью и этим самым может разоблачить нашу правую организацию. Дело в том, что в самой организации правых была директива о том, что отходящих от правых, разоблачающих свою деятельность, надо приканчивать. Это было сделано над одним из людей, который собирался написать заявление в НКВД с разоблачением деятельности правых на Северном Кавказе. Как мне Лобов говорил, одного такого человека прикончили. И Бухарин мне прямо намекнул, что вы-де знаете, что мы ни с кем не поцеремонимся, если у нас кто сдрейфит и задрожит, и что у нас есть специальные люди, которые осуществляют необходимые мероприятия, значит, убийства.
В 1937 году у нас разговор был тоже очень короткий.
Вышинский. Короткий?
Иванов. Короткий, потому что здесь уже была очень большая настороженность. Вся организация жила страхом. Я бы сказал, что деятельность правых была, по сути дела, накануне коренного разоблачения. В этом разговоре, в частности, был поставлен мною вопрос: а где же интервенция, где же нападение на Советский Союз? Бухарин меня информировал, что принимаются меры, чтобы обязательно побудить в 1937 году к выступлению фашистские страны — и Японию и Германию — и что на это шансы есть.
Вышинский. Подсудимый Бухарин, подсудимый Иванов сказал здесь о том, что в 1928 году, даже несколько раньше, он уже имел с вами разговоры по поводу антисоветской работы той организации правых, в какую вы входили. Вы это подтверждаете?
Бухарин. Да, я подтверждаю, во-первых, то, что мне Иванов знаком с эпохи Брестского мира, с 1918 года. Во время X съезда партии я действительно советовал Иванову, считая его контрреволюционно настроенным, продолжать антипартийную работу.
Вышинский. Меня сейчас интересует, правильно ли сказал обвиняемый Иванов о том, что в 1928 году имел с вами разговор относительно антисоветской работы. Вы это подтверждаете?
Бухарин. Да.
Вышинский. Подсудимый Иванов показал, что вы предлагали ему создать на Северном Кавказе организацию правых с определенными задачами. Это тоже подтверждаете?
Бухарин. Самый факт подтверждаю, что я ему давал указания относительно построения организации.
Вышинский. Законспирированной?
Бухарин. Законспирированной, нелегальной, контрреволюционной.
Вышинский. Следовательно, в 1928 году вы перешли на путь нелегальной подпольной деятельности?
Бухарин. Я подтверждаю это.
Вышинский. Говорили ли вы тогда же Иванову о том, что уже действует центр правой организации?
Бухарин. Говорил.
Вышинский. А в каком составе?
Бухарин. В составе троих: Томского, Рыкова и меня, Бухарина.
Вышинский. Говорили, что этот центр готовит свержение Советской власти?
Бухарин. Говорил, но это относится к последующему периоду.
Вышинский. К какому именно?
Бухарин. Мне думается, что это относится примерно к 1932−33 годам.
Вышинский. Значит, несколько позже, но самый факт такого разговора с Ивановым вы подтверждаете?
Бухарин. Я подтверждаю. Не помню ни даты, ни месяца, но это было общей ориентацией правого центра.
Вышинский. А разговор о том, что вы готовитесь к открытым боям, вы подтверждаете?
Бухарин. Открытых боев не могло быть в 1926 году. Указание Иванова на то, что мы готовимся к открытым боям, — это смешение дат.
Вышинский. А на предварительном следствии вы говорили, что это относится к 1926 году?
Бухарин. Да, но не в том смысле, как здесь понимают, гражданин государственный обвинитель.
Вышинский (обращается к суду). Позвольте показания Бухарина, том 5, лист 113. Разрешите огласить. Это ваши показания от 25 декабря 1937 года. Здесь, на листе 113 значится: «Вновь я установил связь с Ивановым во время X съезда партии, беседовал с ним в кулуарах… В 1926−27 годах, когда мы готовились к открытым боям против партии, я рекомендовал Иванову не принимать участия в открытых наскоках на партию, исходя из тех соображений, что Иванов — человек-практик и до поры до времени его целесообразно держать в резерве».
Вы это подтверждаете?
Бухарин. Речь идет об открытом выступлении, а не об открытых боях.
Вышинский. Обвиняемый Бухарин, этот разговор, который я вам процитировал, был?
Бухарин. Был, но слова «открытые бои» не имели смысла насильственных открытых боев.
Вышинский. Вы говорили, что Иванова надо сохранить?
Бухарин. Да.
Вышинский. Вы говорили, чтобы Иванов не ввязывался в открытую драку?
Бухарин. Да.
Вышинский. Вы говорили об открытых боях?
Бухарин. Это я не отрицаю.
Вышинский. Потом в 1927 году Иванов поехал на Северный Кавказ, и вы ему дали поручение заниматься организацией нелегальной группы правых. Правильно?
Бухарин. Правильно.
Вышинский. Именно нелегальной?
Бухарин. Нелегальной.
Вышинский. Это вы подтверждаете. Вы поручили ему также выполнить ряд ваших заданий в связи с этой организацией в период 1928 года. Речь шла не только относительно вербовки, а также относительно организации повстанческих отрядов?
Бухарин. Я в технику этого дела не входил.
Вышинский. Я не говорю о технике организации повстанческих отрядов, я говорю о платформе правых, в которой была установка на повстанчество. Когда вы поручили Иванову создать нелегальную организацию, тогда был у вас разговор относительно повстанческих отрядов?
Бухарин. В это время не был и не мог быть.
Вышинский. А чем должны были заниматься нелегальные организации?
Бухарин. Нелегальные организации должны были заниматься собиранием сил для борьбы против партии, которая обострялась.
Вышинский. А когда вы поставили вопрос о повстанческих отрядах?
Бухарин. Переход к насильственным мероприятиям относится примерно к 1932 году.
Вышинский. Подсудимый Иванов, где вы находились в 1932 году?
Иванов. В 1932 году я находился в Северном крае.
Вышинский. Вопрос относительно организации и формирования повстанческих отрядов вами дебатировался и в какой форме?
Иванов. Дебатировался. Бухарин прямо ставил вопрос о связи с недовольными кулацкими элементами казачества.
Вышинский. Это не в Северном крае, а на Северном Кавказе?
Иванов. Да, на Северном Кавказе.
Вышинский. Это относится не к 1932 году. В 1932 году вы были в Северном крае?
Иванов. Да, в 1932 году я был в Северном крае.
Вышинский. А вопрос о подготовке повстанческих отрядов был и тогда поставлен?
Иванов. Вопрос о подготовке повстанческих отрядов был поставлен также Бухариным передо мною в 1932 году, когда ставился вопрос о создании правых организаций в Северном крае.
Вышинский. Следовательно, вы помните, что у вас были дважды такие разговоры с Бухариным — в 1928 и в 1932 годах?
Иванов. Да.
Вышинский. В связи с вашей работой и на Северном Кавказе и в Северном крае?
Иванов. Да.
Вышинский. Подсудимый Бухарин, говорили вы Иванову, что перед ним стоит задача, поставленная центром правых, — организация повстанческого движения?
Бухарин. Он мог так понять.
Вышинский. Обвиняемый Иванов, вы так и понимали?
Иванов. Директива была передана мне довольно ясно для того, чтобы понять ее простой смысл. Ставился вопрос о том, что кулачество озлоблено. Это — те социальные силы, на которые мы должны ориентироваться. Наша задача состояла в том, чтобы возглавить восстание.
Вышинский. Бухарин, вы это подтверждаете?
Бухарин. Это правильно, но не по отношению к Иванову. Я говорил это другому лицу. Я этого Иванову не мог говорить, потому что в 1932 году Иванова не было на Северном Кавказе.
Вышинский (к Иванову). Вы когда уехали с Северного Кавказа?
Иванов. С Северного Кавказа я уехал 2 или 1 апреля 1931 года.
Вышинский. Когда вы говорили, будучи на Северном Кавказе, с Бухариным?
Иванов. В 1928 году.
Вышинский. А в 1932 году были разговоры о повстанчестве?
Иванов. Да, были такие разговоры.
Вышинский. Позвольте подвести итог. Судя по показаниям Иванова и вашим (обращаясь к Бухарину), можно считать твердо установленным, во-первых, что вы с Ивановым вели разговоры относительно организации повстанчества. Так это?
Бухарин. Так.
Вышинский. Что вы ориентировали Иванова на необходимость использования в интересах борьбы с Советской властью кулацких восстаний.
Бухарин. Да.
Вышинский. Что вы имели в виду также и организацию этих кулацких восстаний.
Бухарин. Хотя прямо об этом не говорил.
Вышинский. Хотя прямо об этом не говорили, но в этом направлении его ориентировали.
Бухарин. Совершенно правильно.
Вышинский. Причем вы утверждаете, что все это относится к 1932 году?
Бухарин. Да.
Вышинский. Иванов показывает, что ему от вас стало известно о существовании блока между троцкистами, правыми группировками и националистическими группами. Вы это подтверждаете?
Бухарин. Это я подтверждаю.
Вышинский. А знали вы о переговорах Иванова и других с капиталистическими странами?
Бухарин. Да, это относится к гораздо более позднему времени. Я посвятил Иванова во внешне-политическую ориентацию правого центра, я говорил ему относительно того, что в борьбе против Советской власти можно использовать военную конъюнктуру и целый ряд других вещей.
Одним словом, я был обязан, как один из руководителей правого центра, доложить одному из руководителей периферийного центра нашу установку. В чем заключалась эта установка? Коротко, эта установка заключалась в том, что в борьбе с Советской властью возможно использование военной конъюнктуры и тех или иных уступок капиталистическим государствам для их нейтрализации, а иногда и для помощи с их стороны.
Вышинский. Иначе говоря, ориентация на помощь некоторых иностранных государств?
Бухарин. Да, можно и так сказать.
Вышинский. Иначе говоря, ориентация на поражение СССР?
Бухарин. В общем, суммарно, повторяю — да.
Последнее слово подсудимого Иванова
на судебном процессе по делу антисоветского право-троцкистского блока
(12 марта 1938 года)
Я отказался от защитного слова потому, что признаю полностью и больно чувствую свою тяжкую вину перед Советской страной, мне нечего сказать в свою защиту.
Когда меня втянули в преступное дело провокации, я был мальчишкой, без всякого жизненного опыта и закалки. Перед лицом первого испытания я не выдержал, струсил, сделал первый шаг измены, затем пошел по наклонной, и меня засосала тина предательства. Я считал, что с меня будет снята угроза разоблачения моей провокаторской деятельности лишь в том случае, если восстановится власть капитализма.
По заданию Бухарина я в 1928 году пытался организовать кулацкую повстанческую Вандею на Северном Кавказе. В 1932 году, по его же установкам, я включился в восстание по свержению Советской власти на том же Северном Кавказе, где я в то время работал. В 1934 году он, Бухарин, говорит со мной о необходимости поражения в войне, о необходимости ориентироваться на агрессивные фашистские страны, в первую очередь — на Германию и Японию. В соответствии с этим группа правых в Северном крае, под моим руководством, развертывает террористическую, диверсионную и шпионскую деятельность. После всего этого мне странно было слышать здесь заявление Бухарина о том, что он будто бы лишь «чистый теоретик» и занимается только «проблематикой» и «идеологией». Только в процессах контрреволюционеров возможна такая вещь, когда руководители переносят свою ответственность на практиков, уклоняясь от нее сами. Да, я делал чудовищные преступления, я за них отвечаю. Но я их делал вместе с Бухариным, и отвечать мы должны вместе.
Нужно потерять последние остатки совести, чтобы отрицать нашу ставку на пораженчество и установку фашистской диктатуры.
По вопросу о пораженчестве вспоминаю еще одну характерную подробность, как разговор с Бухариным в 1936 году. Бухарин, утверждая необходимость рядом диверсионных и террористических ударов сорвать оборону страны, говорил о том, что правые в Северном крае очень лениво готовят повстанческие кадры, и приводил следующее. Конечно, за помощь придется заплатить уступками окраин. Даром не дают, не помогают. Но в конце концов необязательно России быть одной шестой частью мира, она может быть и одной десятой. Ведь не в этом главное, говорил Бухарин, и этого не понимают люди, лишь боящиеся страшных слов.
К массам трудящихся мы, люди подполья, относились трусливо, злобно. Мы, заговорщики, издевались над честными людьми, старались под всякими предлогами затащить честного человека в наше болото, мы двурушничали.
Граждане судьи! Я должен сказать, что я приму самый тяжелый приговор, но невыразимо тяжело умирать тогда, когда я, наконец, очистился от всей этой грязи, мерзости. Если мне дадут возможность доказать свою преданность, то я буду честно и преданно работать на пользу народа.
Я прошу советский суд дать мне эту возможность, я прошу пощады у Советской власти.