Ярославский край в древности — это лесная, речная и озерная страна, земля почти безлюдная. Кочевые народы проходили здесь, почти не оставляя следов. Земледельцы селились по берегам озер и рек. Немногочисленные и малолюдные поселения почти не сообщались друг с другом, да и не было причин сообщаться.

Жизнь в крае была нелегкой, а потому человек редко здесь надолго задерживался. Глубокая древность хранит следы культурных миграций, влияние которых на цивилизацию в крае сегодня трудно уловимо.

Картина культурного взаимодействия становится более отчетливой начиная с середины первого тысячелетия н. э. Открывается Великий Волжский путь «из варяг в арабы», который дал новую жизнь пустынной стране. Основные поселения появляются в узловых точках Волжского пути.

Согласно гипотезе финского профессора Карла Мейнандера, в ярославской окрестности находилась легендарная страна Биармия, жители которой контролировали всю северную часть нынешней Русской равнины и заплывали в далекие страны. Древненордические саги о биармах — «отголосок воображаемого величия финно-угорской первобытной эпохи». Но правильнее, вероятно, считать, что верхневолжская земля была областью влияния скандинавов-викингов, заинтересованных в безопасной торговле с Востоком.

Культурная среда в первом тысячелетии н.э. складывается под сильнейшим влиянием торговых миграций и как результат диффузного синтеза различных воздействий. Статичный этнокультурный элемент (меря) вступает в плодотворный диалог со скандинавским и славянским кочевьем. Возникают взаимодействия и с хазарскими иудаистами, с мусульманами из-за Хвалынского моря (Каспия) и, позднее, из Волжской Булгарии.

Конкретное содержание культурных обменов едва ли можно охарактеризовать на основе археологических материалов. Очевидным фактом является скандинаво-мерянский языческий культурный синтез во второй половине первого тысячелетия. Есть указания на возможные связи Ярославского Поволжья и Аландских островов ввиду присутствия в заупокойном культе в этих местах общей детали — глиняных медвежьих лап.

В конце первого тысячелетия н. э. усиливается приток на Верхнюю Волгу славян с запада и юго-запада. Постепенно славянские князья берут торговый путь под свой контроль, превращая местных жителей в своих данников. Этнокультурное нашествие славян в Верхневолжье привело на рубеже первого — второго тысячелетий к утрате мерянами своей культурной и этнической идентичности. Меряне растворились в численно преобладавшем и культурно активном славянском элементе, забыв свой язык. Однако фиксируемые элементы мифоритуальной практики свидетельствуют о сильном угро-финском влиянии в итоговом религиозно-культурном синтезе. Сюда можно, вероятно, отнести дуалистические представления о природе человека, излагаемые языческими волхвами (по Повести временных лет, 1071 г.), а также тождество медведя и Велеса, удостоверяемое ритуальным поединком воина и медведя.

Мифы и соответствующая им ритуальная практика верхневолжского язычества сложилась в результате сложных и разнообразных влияний извне, пути которых часто ускользают от наблюдения. Духовный космос древнего язычества в Верхневолжье, по всем признакам, чрезвычайно мрачен. Это связано со специфической интерпретацией основного индоевропейского мифа о поединке Бога Грозы со Змеем. Здесь этот миф оформляется представлениями о Велесе (Керемете) — медведе и об его небесном двойнике (брате), которые поделили мир так, что небо досталось благому божеству, а поднебесье — жестокому Велесу, который являет себя самыми страшными и сильными ликами. Коль скоро вся земля предана злому богу, земное существование в значительной степени обесценивается. Все земное и телесное обречено терпеть лишения и невзгоды, и только душа после смерти может вырваться из тела и достичь небесного мира (очевидно, с этим связан обряд кремирования умерших). Язычество Верхневолжья — дуалистическая религия божеств Громовержца и Велеса, религия страха перед непредсказуемой волей всемогущего земного повелителя.

Возможно, человеку была дана какая-то надежда центральным ритуалом этой религии — действием, воспроизводящим поединок небесного бога — и Велеса в образе медведя. Небесный бог, воплощаемый в сакральном обряде воином, побеждал медведя и умерщвлял его. Тем самым власть зла как будто пересекалась, однако последующее поедание мяса зверя участниками действа означало лишь их приобщение к сакральной телесности Велеса. Впрочем, ритуальная сторона древнего язычества очень туманна и едва различима в глубине веков. Типологические параллели в религиозно-культурной практике других народов позволяют строить гипотезы, но не дают окончательного ответа на вопрос о целостности мифоритуальной жизни верхневолжских язычников. Так, трудно что-нибудь сказать о формах участия предков в жизни потомков, о древних духах — хозяевах места, о возможности существования представлений о богине-матери.

Культурная топография язычества предполагает своеобразную организацию земного пространства, его качественную дифференциацию. Средоточием сакральности является небо, однако небесный бог далек от людей и не вмешивается в их жизнь. В его власти — души умерших. На земле же сакральные центры пространства не могут не быть осью страха, таинственного трепета и ввергающего в столбняк ужаса. Точка такого священного ужаса — капище: место явления Велеса (в виде ли огня, камня или медведя), жертвоприношений ему, заведомо тщетных молитв о милости, а возможно — и каких-то магических процедур. Сакральный смысл имеют и места погребений (трупосожжений), откуда протянута незримая нить к небу. По археологическим данным и легендам, языческая культура Верхневолжья — это культура таких капищ и погребений.

Более элементарная культурная антитеза противопоставляла обжитое цивилизованное пространство (поселение) дикому девственному лесу, обступавшему человеческий мир с четырех сторон. Возникавшие на водных путях поселения утопали в лесах, и лес воспринимался как враждебная среда, мир хаоса и зла, наполненный всякого рода нечистью. Лес опасен, страшен и чужд. Человек борется с лесом расчистками и во время охоты.

Языческая культура Верхневолжья была относительно статичной и менялась в основном лишь под воздействием внешних факторов, главным из которых стало появление христианства.